Как привычные вещи превращаются в носители идеологии

Почему праздник — это не только радость, но и сценарий, который от нас ждут

Введение: зачем вообще говорить о Новом годе как об идеологии

Новый год кажется самым «невинным» праздником: семейный стол, гирлянды, подарки, смешные шапочки, «с чистого листа». Но именно эта «невинность» делает его идеальной лабораторией для разговора о знаках, символах и идеологии.

Потому что Новый год — это не просто дата. Это социальный договор (мы коллективно решаем, что «вот теперь — начало»), ритуал перехода (мы закрываем старое, очищаемся и обещаем новое) и сценарий поведения (как надо чувствовать, что дарить, что говорить, что смотреть, что есть). И каждый предмет внутри праздника — не нейтральный, а нагруженный: ёлка, подарки, фейерверк, шампанское, «бой курантов», даже список желаний.

Эта статья построена как «двухтактная машина»:

  1. сначала — исторический контекст: откуда взялись Новый год 1 января, ёлка, украшения и фигура дарителя (Дед Мороз / Санта);
  2. затем — теория: как вещи становятся идеологией и как с этим работает концептуальное искусство;
  3. в конце — практика: задания для студентов на основе обсуждённых художников и методов (readymade, инструкция, перформанс).

1. Взгляд в историю праздника: от календаря к сценарию

1.1. Что было «до 1 января»: почему Новый год не обязан быть зимним

Для природы Новый год не существует — есть сезонные циклы. Поэтому в традиционных обществах начало года чаще привязывали к видимым переломам: весне (пробуждение) или осени (урожай, итог). В России до реформ Петра I Новый год начинался 1 сентября, то есть был связан с административным и церковным порядком — а не с «зимней сказкой». 

И здесь важно: календарь — это инструмент власти. Кто управляет календарём, тот управляет ритмом жизни: сбором налогов, началом службы, хозяйственным циклом, школьным годом, «легальными» выходными и «правильными» поводами для радости.

1.2. Как 1 января стало началом года в России

Перелом — реформа Петра I. Указом конца 1699 года было велено праздновать начало года 1 января, а также украшать дворы и ворота хвойными ветвями и устраивать публичные поздравления/фейерверки.

Этот жест был одновременно:

  • административным (синхронизация с Европой и новый порядок летоисчисления),
  • символическим (демонстрация нового «европейского» времени),
  • и ритуальным (праздник как инструмент переживания реформы).

Хвойные ветви здесь — ещё не «домашняя ёлка», а публичный знак обновления режима и городского «веселья по приказу». Но именно так рождается будущая формула: власть задаёт календарь → календарь задаёт ритуал → ритуал задаёт вещи.

1.3. Календарная реформа 1918 года и парадокс «двух времён»

После революции Россия перешла на григорианский календарь: декрет Совнаркома в 1918 году ввёл «западноевропейский календарь», и после 31 января наступило 14 февраля. 

Эффект — не только технический, но и культурный: страна начинает жить в двух слоях времени:

  • гражданский календарь («новый стиль»),
  • церковный календарь (сохранивший «старый стиль»).

Отсюда и феномен «двойных праздников», включая «Старый Новый год»: календарь становится видимым как конструкция, а не «природа».

1.4. Откуда взялась ёлка: от Центральной Европы к русскому городу

Традиция украшенного дерева как рождественского символа оформляется в Центральной Европе; устойчивые свидетельства связывают её с немецкоязычной средой раннего Нового времени (XVI век). (history.com)

Украшения сначала были «телесными» и «съедобными»: яблоки, вафли/облатки, сладости — то есть дары, которые можно съесть или разделить. В таких практиках легко увидеть древнюю структуру: дерево как центр мира + дары + свет. В поздней городской культуре эта структура становится «семейной традицией», но её ритуальная логика никуда не исчезает.

В России ёлка в XIX веке закрепляется прежде всего как рождественская городская традиция (в домах элиты и буржуазии), а затем становится массовой: дерево работает как символ семьи, детства, домашнего мира — и параллельно превращается в коммерческий объект (игрушки, базары, «праздничная экономика»).

1.5. Почему ёлка стала именно новогодней в СССР

Самый важный советский поворот — переподпись символа: рождественскую ёлку «перевели» на Новый год.

Ключевая точка: статья/заметка в «Правде» 28 декабря 1935 года, связанная с инициативой Павла Постышева — призыв организовать детям «хорошую ёлку» к Новому году. 

Фокус этой операции:

  • убрать религиозную маркировку,
  • оставить эмоциональную силу (детство, чудо, подарки),
  • встроить в новый государственный сценарий.

Это и есть классическая идеологическая перезагрузка объекта: форма остаётся, а «значение по умолчанию» меняется.

1.6. Украшения и электрический свет: когда техника становится символом

Переход от свечей к электрическим гирляндам — отличный пример того, как технология входит в ритуал и становится знаком модерности.

Исторический «канон» связывает первые электрические огни на ёлке с Эдвардом Х. Джонсоном (1882). 
Но важно не только «когда», а «почему это цепляется»:

  • свет — архетип защиты от зимней тьмы,
  • электричество — символ прогресса и будущего,
  • гирлянда — идеальный «современный фетиш»: эстетика + технология + безопасность + массовость.

1.7. Откуда пришёл «даритель»: Святой Николай → Синтерклаас → Санта

Святой Николай как фигура тайного дара и милосердия даёт основу поздней европейской традиции «подарков детям». Американский Санта во многом оформляется литературно: стихотворение «A Visit from St. Nicholas» впервые опубликовано 23 декабря 1823 года и фиксирует многие элементы образа (сани, олени, дымоход). 

Дальше включается массовая культура и реклама: компания Coca-Cola в 1931 году запускает кампанию с иллюстрациями Хэддона Сандблома, которая сильно закрепляет современный визуальный канон Санты. 
(Корректная формулировка: реклама не «изобретает» Санту, а стандартизирует и распространяет один из вариантов образа.)

1.8. Дед Мороз и Снегурочка: советская сборка мифа

Дед Мороз — особая конструкция. В нём соединяются:

  • европейская модель «рождественского дарителя»,
  • и восточнославянские фольклорные сюжеты Мороза/Морозко (сила холода, испытание, справедливость).

В советском варианте он становится публичным: появляется на ёлках, в Домах культуры, в телевизионной культуре, в больших городских ритуалах. Это не ночной вор-волшебник, а официальный персонаж сценария.

Снегурочка — редкий и очень показательный элемент: встраивается как медиатор между «властным» взрослым персонажем и детьми, делая сценарий мягче и «коммуникабельнее».

2. Теория: как привычные вещи становятся идеологией

История Нового года показывает главный принцип: смыслы не живут внутри вещей. Они рождаются в отношениях, привычках и институциях. Теория помогает назвать механизмы, которые мы обычно не замечаем.

2.1. Объект → знак → символ: как «вещь начинает говорить»

  • Объект — вещь как материальность и функция (стул = сидеть, чашка = пить).
  • Знак — вещь в контексте, которая начинает «указывать» (стул как трон; чашка как «уют»).
  • Символ — знак, закреплённый повторением и эмоцией, который работает автоматически (ёлка как «правильный Новый год»).

В момент, когда мы перестаём пользоваться вещью по назначению и начинаем её «читать», она:

  1. теряет утилитарную невидимость;
  2. обрастает множественностью интерпретаций;
  3. вскрывает скрытые слои власти (кто определяет норму);
  4. начинает провоцировать рефлексию (почему это «правильно» и «обязательно»).

Эта трансформация превращает вещь либо в инструмент подчинения (поддержка сценария), либо в инструмент сопротивления (поломка сценария).

2.2. Как идеология прячется в повседневности

У идеологии в быту есть несколько типичных масок:

  1. Естественность: «так принято», «всегда так было».
  2. Невинность: «это просто праздник», «это просто традиция».
  3. Эмоция как доказательство: «если мне тепло — значит, правильно».
  4. Детство как щит: «это же для детей» (а значит, нельзя критиковать).

Новый год — идеальный пример: он делает норму нежной.

2.3. Праздник как сценарий: почему «радость» может быть обязанностью

Праздник работает как социальный театр:

  • у него есть роли (хозяин/гость/даритель/ребёнок/“весёлый человек»),
  • реплики («с новым счастьем», тосты),
  • обязательные действия (ёлка, стол, подарки),
  • и санкции за нарушение (неловкость, осуждение, «ты всё испортил»).

Поэтому вопрос «почему праздник — это не только радость?» можно формулировать резко:

потому что праздник — это публичное подтверждение принадлежности к группе.

Сценарий праздника одновременно:

  • соединяет людей,
  • и дисциплинирует их.

2.4. Почему концептуалисты нужны именно здесь

Концептуальное искусство — не про «красиво», а про «видимо». Оно делает видимым то, что в жизни работает автоматически: норму, власть, язык, роль.

Дюшан: readymade как удар по функции

«Фонтан» (1917) не просто провокация, а демонстрация механизма:
как только функция отменена и контекст изменён — смысл меняется радикально.
И возникает вопрос власти: кто решает, что искусство? кто определяет «приличное»? кто владеет рамкой?

Кошут: язык как место, где живёт «реальность»

«Один и три стула» (1965) показывает, что «стул» существует как:

  • вещь,
  • изображение,
  • определение.

И если это так, то идеология тоже работает через язык: через подписи, инструкции, лозунги, определения («правильный», «традиционный», «настоящий Новый год»).

Кабаков: быт как декорация идеологии

Инсталляции Кабакова раскрывают, что идеология живёт не только в лозунгах, но в:

  • планировке,
  • мебели,
  • коммунальном быте,
  • «маленьких правилах» и мечтах.

Перформативные практики: смысл рождается в действии

Перформанс показывает, что знак не статичен: он меняется в зависимости от того, что мы делаем телом, как участвует зритель, какие правила разрешены и запрещены. Это особенно важно для праздника, где действие всегда сценарно.

2.5. Новый год как идеальный кейс «перепрошивки символов»

То, что делает власть или рынок с Новым годом, очень похоже на художественные стратегии — только с разными целями:

  • власть перепрошивает символ, чтобы стабилизировать общество;
  • рынок перепрошивает символ, чтобы продавать эмоции;
  • художник перепрошивает символ, чтобы сделать механизм видимым и дать зрителю свободу интерпретации.

3. Практические задания для учеников

на основе художников и методов (readymade / инструкция / перформанс)

Ниже — набор упражнений, рассчитанных на 45–90 минут работы (можно выбирать 3–4 на занятие). Все задания построены так, чтобы студенты не «делали декор», а производили смысл.

Задание 1. Дюшан: Readymade и отмена функции

Название: «Анти-объект»

Материалы: любой бытовой/праздничный предмет (чашка, ложка, шарик, мишура, гирлянда, маска).
Время: 12–15 минут.

Шаги:

  1. Назовите функцию предмета (одной фразой).
  2. Полностью отмените функцию (запрет, переворот, «невозможность использования»).
  3. Дайте новое название (как музейную подпись).
  4. Напишите 4–6 строк:
    • какую норму/ожидание/идеологию этот «анти-объект» вскрывает?

Вопрос для презентации:
Кто проигрывает, если этот предмет перестаёт работать «как надо»?

Задание 2. Кошут: объект, изображение, определение

Название: «Один и три [что угодно]»

Материалы: предмет + смартфон для фото + бумага.
Время: 15 минут.

Шаги:

  1. Выберите объект (например, «ёлочный шар»).
  2. Сделайте фото объекта.
  3. Найдите/сформулируйте «словарное» определение (нейтральное).
  4. Допишите второе определение — идеологическое (что этот предмет «означает» в культуре).
  5. Положите рядом: объект + фото + два определения.

Вопросы:

  • какой из «трёх» кажется самым реальным?
  • где именно появляется идеология — в вещи, в слове или в сопоставлении?

Задание 3. Кабаков: сценарий и пространство

Название: «Комната праздника»

Материалы: лист А3/А4, маркеры, стикеры.
Время: 15–20 минут.

Шаги:

  1. Нарисуйте план комнаты, где «должен случиться Новый год».
  2. Отметьте маршруты людей (кто куда ходит).
  3. Подпишите «зоны сценария»:
    • зона тостов, зона подарков, зона «правильной радости», зона «скрытой усталости», зона «неловких разговоров».
  4. Добавьте один элемент, который ломает идеологию сценария (например, «подарок без адресата», «стол без еды», «ёлка без украшений»).

Вопрос:
Как пространство заставляет нас играть роли?

Задание 4. Инструкция как произведение (Оно/концептуальная традиция)

Название: «Невозможный ритуал»

Материалы: бумага, ручка.
Время: 12–15 минут (+ показ 1 мин).

Шаги:

  1. Придумайте праздничный ритуал, который нельзя выполнить правильно.
  2. Напишите инструкцию 6–10 строк (спокойно, сухо, без эмоций).
  3. Сделайте 30–60 секунд исполнения (можно минимальный жест).

Подсказки форматов:

  • «Тост, который нельзя произнести»
  • «Подарок, который нельзя вручить»
  • «Поздравление без слов»
  • «Ёлка, которую нельзя увидеть»

Задание 5. Перформанс и зритель: объект оживает в действии

Название: «Символ на проверке»

Материалы: один предмет-символ (ёлочный шар, свеча, мишура, подарок).
Время: 15 минут.

Шаги:

  1. Выберите предмет, который «гарантирует праздник».
  2. Составьте правило взаимодействия зрителя с предметом (например: «можно только трогать», «можно только смотреть», «можно только передавать молча»).
  3. Проведите 2–3 минуты наблюдения.
  4. Запишите, что случилось:
    • кто стал активным? кто замолчал? где проявилась власть?

Обсуждение:
как быстро «радость» превращается в контроль — или наоборот?

Задание 6. Праздник без главного символа

Название: «Праздник после удаления»

Материалы: лист, маркер, любые объекты.
Время: 15 минут.

Шаги:

  1. Выберите праздник (Новый год/день рождения/свадьба/8 марта).
  2. Удалите главный символ (Новый год без ёлки, день рождения без торта).
  3. Опишите, какие части сценария продолжают давить («надо радоваться», «надо дарить», «надо фотографироваться»).
  4. Сделайте 60 секунд перформанса «праздника без символа».

Заключение: что мы узнаём, когда вещь перестаёт быть «по назначению»

Когда привычная вещь лишается функции, она перестаёт быть прозрачной. Её нельзя «просто использовать», и поэтому она начинает показывать структуру мира:

  • кто диктует сценарий,
  • какие эмоции считаются правильными,
  • какие ритуалы поддерживают порядок,
  • почему мы верим в «обнуление» времени.

Новый год — один из самых успешных коллективных проектов по производству смысла. Но современное искусство учит:
если сценарий можно выучить, его можно и переписать.

Мини-библиография для студентов

  • Ролан Барт — «Мифологии» (как быт становится мифом)
  • Ирвинг Гоффман — «Представление себя другим в повседневной жизни» (жизнь как театр)
  • Ги Дебор — «Общество спектакля» (образ как власть)
  • Виктор Тёрнер — тексты о ритуале и лиминальности
  • Жан Бодрийяр — «Симулякры и симуляция» (вещи как знаки потребления)

Если хочешь, я могу сразу адаптировать эту статью под публикацию «на сайте школы»:

  • сделать версию с подзаголовками под веб,
  • добавить «врезки» (термины, факты, задания),
  • и подготовить отдельный блок «Список изображений для слайдов» (что показывать на экране в какой момент).

За что тут миллионы? Чёрный квадрат, банка с мочой, пиксельная мазня… Это что, шутка?